За стол садятся 12 мужчин. Заварив чаю, они начинают играть (именно так: играть!) песни прадедов. Все — люди разных профессий, возраста и происхождения. Но любовь к музыкальной традиции казаков с далекого Терека объединила их в настоящее братство. Мы — в гостях у петербургского фольклорного ансамбля “Братина”.
За четверть века группа сменила около десятка репетиционных точек — но стол, как вспоминают ее участники, будто бы сам собой оказывался в любом месте: и в красном уголке зеркального завода на Лиговке, и при пожарной части на Выборгской стороне, и в Гостином Дворе, и даже под куполом “Дома книги” на Невском проспекте.
В последние годы ансамбль нашел приют в воскресной школе при Петровской церкви на Роменской улице — и здесь главное место в помещении также занимает стол, за которым исполнители собираются на чаепития.
“Такой формат репетиций может показаться странным, но только на первый взгляд, — объясняет Юрий Тарарико, музыкальный руководитель “Братины”. — Подумайте: песни, которые мы поем, — где их пели наши предки? Да, это бывало и в поле, и в боевом походе, что-то пелось исключительно во время обрядов. Но чаще всего песни заигрывали дома или в гостях, собираясь вот так же, за общим столом. В походе, собственно, было почти то же самое — только общий стол заменял общий котел на привале. Личное наблюдение: когда мы приезжаем в какую-нибудь станицу и знакомимся с местными бабушками, по-настоящему они раскрываются именно за столом, который сами же обычно и накрывают.
© Александр Демьянчук/ТАСС
Это ведь установление контакта, демонстрация взаимного уважения: гостя положено принять по всем правилам, а мы как гости должны принять от хозяев хлеб-соль. И за столом мы как бы сразу попадаем в естественную среду, где начинается задушевный разговор и песня льется сама — ее не нужно из себя выдавливать. Так что это все не причуды, а, я бы сказал, прямое следование традиции”.
Песни у “Братины” очень разные. И по жанру (былины, плясовые, походные, лирические), и по стилю (считываются условно более “старые” и “новые” пласты), и по языку (иногда говоры чередуются даже в рамках одной песни). Но все покоряют своей природной силой и красотой.
“Терек интересен тем, что это лоскутное одеяло, конгломерат, — отмечает Юрий Тарарико. — Начиная с XIV–XV веков он наполнялся казаками отовсюду — с Дона, Хопра, Волги, из Малороссии. Откуда пришли на Терек его старожилы гребенские (одна из старейших казацких общин, возникшая в середине XVI века в предгорьях Кавказа) казаки — отдельный вопрос, на который даются самые разные ответы. Что важно: любая группа переселенцев приносила с собой свои обычаи и песни, которые потом в каждом поселении старались сохранять как можно дольше, как бы отгораживаясь от соседей. Но со временем становилось неизбежным взаимное влияние — как и влияние музыкальной культуры горских народов, с которыми все эти века казаки жили рядом. В итоге песни терцев очень ярко отразили вот это пересечение и синтез разных традиций”.
От донских степей к предгорьям Кавказа
Терские и гребенские песни “Братина” пела не всегда. “Начинали, как и многие, с донских, — рассказывает старейший из нынешних участников ансамбля Константин Захаров. — Но было это еще в те времена, когда и коллектива с нашим названием не существовало”.
Четверо из шести отцов-основателей “Братины” — Юрий Чирков, Игорь Петров, Константин Захаров и Никита Андреев — встретились под крышей другого коллектива, ансамбля “Живая старина”, который в 1989 году создал Николай Провоторов. Это был один из первых казачьих ансамблей в Петербурге, специализировался как раз на донских песнях. Многие из них исполнители заимствовали из репертуара московского ансамбля “Казачий круг”.
Песня “Славный вспышный, Терек быстрый” в исполнении ансамбля традиционной казачьей песни “Братина”,
“И тогда, “Живой стариной”, и позже, уже в “Братине”, мы многому учились у них — тут совершенно нечего скрывать, — рассказывает Захаров. — “Казачий круг” был, по большому счету, первой группой, которая принялась возрождать в стране музыкальную казачью традицию. И мы до сих пор, все эти годы, дружим коллективами. Переключиться на Терек нам тоже посоветовали именно ребята из “Казачьего круга”. Было это году примерно в 1995-м. Дон ведь тогда пели практически все, начиная с самого “Казачьего круга”. Равно как и Кубань. А вот другие казачьи регионы — Терек, Урал, Сибирь, Забайкалье и так далее — оставались в тени, про них словно забыли. При этом на Тереке еще в 60−70-е годы московские фольклористы — в первую очередь это Андрей Сергеевич Кабанов и Александр Александрович Козырев — записали огромное количество ценного материала. И почти все это лежало мертвым грузом в архивах — никому, кроме специалистов, эти песни не были известны”.
“Казачий круг” подарил питерскому ансамблю шесть кассет с живыми записями гребенских казаков-песенников из станицы Червленной — Трифона Миронова и Константина Морозова. “А еще не во далече было”, “Отчего же в поле травушка загоралася”, “А еще не два сокола”, “За горами, братцы, нас было не видно”, “Уж ты, батюшка, наш быстрой Терек” — первым под очарование этих народных шедевров попал Юрий Чирков, который уже имел свой опыт экспедиций.
“Юра нас, можно сказать, и подбил окончательно на то, чтобы мы сменили профиль, — говорит Константин Захаров. — Правда, привело это, можно сказать, к расколу: новую линию не приняли основатель “Живой старины” Николай Провоторов и его жена Людмила, которая также пела вместе с нами. Они решили сохранить свой коллектив и со временем переформатировали его в детско-юношескую студию фольклора, сегодня довольно известную в Петербурге. А мы оставшимся мужским костяком отделились и создали новый состав — “Братину”. К тому времени в ансамбль влились еще двое участников, Леонид Белов и Евгений Михайлов, и так нас стало шестеро”.
За 25 лет группа выпустила больше десяти альбомов, а состав ее неоднократно менялся: люди приходили и уходили, возвращались и уходили снова, уступая место новым исполнителям. В репертуаре у самых опытных певцов сегодня — до 300 песен. Интересно, что многие бывшие участники “Братины” стараются не терять связь с ансамблем даже годы спустя: заглядывают время от времени на репетиции, участвуют в выступлениях.
“Мы всегда говорим: бывших братинцев не бывает, — отмечает Юрий Тарарико. — По сути, мы остаемся одной большой семьей: в ней меняются поколения, но не прерывается родовая нить в виде песни. Песня собрала нас вместе — а мы в этой песне нашли себя”.
Не женское лицо
“Казаки — это прежде всего воины, — говорит Алексей Аверьянов, еще один участник “Братины”. — Поэтому “лицо” этой культуры, безусловно, мужское, от этого никуда не уйдешь. И поэтому казачья песня так естественно звучит и воспринимается в чисто мужском исполнении. Воинский быт, сама война как постоянный фон, на котором проходила жизнь многих поколений, сказались на сюжетах. У терцев и гребенцов сохранилось много песен исторических, походных, боевых — о турецких кампаниях, о Кавказской войне. Есть, например, пронзительная песня о генерале Крюковско́м — наказном атамане Кавказского линейного войска, который геройски погиб в схватке с горцами под Урус-Мартаном в 1852 году. Родом он был из польских дворян (настоящая фамилия — Круковский), но, попав на Кавказ, показал себя настолько храбрым и умелым воином, что казаки приняли его за своего и сложили о нем эту песню — трагическую, про тот самый последний бой. Наверное, это немало говорит о человеке, если народ посвятил ему целую песню”.
Юрий Тарарико замечает, что ансамбль в принципе чем-то напоминает войсковое подразделение, действия которого могут быть успешны только тогда, когда подчинены общей цели.
“В песне мы все равны. И здесь, как в бою, очень важно правило: подставь плечо товарищу. Не важно, насколько ты или он опытен, все в одной обойме: ты прикрываешь его, он прикрывает тебя. От того, насколько слаженны ваши действия, зависит, выживете вы или нет. Ансамбль — это команда, в радости и в горе мы вместе. Поэтому, когда в коллективе появляется индивидуалист, это тут же просачивается в песню — и песня разваливается”, — говорит Тарарико.
Дух равенства
Идея братства неспроста отразилась в однокоренном названии коллектива. Братина — это старинная обрядовая чаша для питья за общей (братской) трапезой. Братины бывали деревянные, металлические, разных размеров — неизменным был обычай: такую чашу передавали из рук в руки по кругу вместе с правом произнести слово, и каждый, кто делал глоток из нее, признавался полноправным членом сообщества равных. Как вспоминает Константин Захаров, ансамбль задумывался именно таким — как содружество единомышленников.
“Поначалу у нас даже был общий кош (хозяйство в ведении казачьего объединения), в который каждый отдавал десятую часть своих доходов от выступлений “Братины”, — рассказывает Захаров. — От этой модели мы со временем отказались, но принцип складчины так и остался: расходы на аренду помещения для репетиций, организацию поездок, запись альбомов и прочие дела мы по-прежнему несем сообща”.
Назвать ансамбль “Братина” предложил Юрий Чирков — на одной из первых же репетиций. “А Женька Михайлов идею тут же подхватил и набросал эскиз нашей эмблемы, — продолжает Захаров. — “Кораблик” — это же не только буквальный образ братины, но и отсылка к нашей первой и любимой былине “Как по морю было, по морю Хвалынскому”. Там как раз поется про 30 кораблей, один из которых “наперед, шельма, скоро бежит”. А хозяином на том “корабличке” — сам Илья Муромец”.
Костяк ансамбля сейчас, как и в первые годы, составляют шесть человек. Еще столько же в коллективе участников из “молодежки” — своего рода студии для начинающих исполнителей.
“К нам приходят простые ребята с улицы — кто-то более подготовлен, кто-то менее. Но даже если ты подготовлен как музыкант, то как минимум тебе нужно разучить песни, которых ты не знаешь. Поэтому нужна эта первая ступенька: на ней мы поднатаскиваем ребят и даем возможность каждому из них почувствовать себя на равных с остальными. Название “молодежка” — оно именно про творческую зрелость участников, а не про возраст. Занимаются там и молодые парни, и седобородые дядьки. Но всем им важно привить то ощущение сопричастности, которое во “взрослом” составе они с ходу получить не могут из-за недостатка опыта”, — объясняет Юрий Тарарико.
Любители или профессионалы?
“Братина” всегда принципиально позиционировала себя как любительский коллектив. И сегодня среди ее участников — преподаватель университета, тренер, геоэколог, слесарь, предприниматель, маркетолог, промышленный альпинист, юрист, журналист, специалист по IT-безопасности, двое студентов — историк и повар. Но как минимум два человека из числа отцов-основателей ансамбля все же были профессиональными музыкантами: первый (и бессменный до 2017 года) руководитель “Братины” Юрий Чирков, прошедший школу у известного фольклориста Анатолия Мехнецова в Петербургской консерватории, и пианист Игорь Петров, который много лет был по сути хормейстером ансамбля. Именно они, по признанию братинцев, задали своим трудом высокую планку работы с традиционной песней, которую ансамбль старается удерживать.
Юрий Тарарико тоже окончил музучилище имени Мусоргского по классу баяна. Сам он, однако, считает, что академическое образование ему скорее помешало: “Пришлось переучиваться больше десяти лет”.
“Традиционная музыка — это другое мышление, — говорит Тарарико. — Во-первых, фольклор не предназначен для исполнения со сцены. Мы это делаем, чтобы доносить песни до публики, но вообще народная культура — она бытовая. Эти песни пелись людьми не для кого-то, а для себя — во время работы, отдыха, ритуалов. Музыкально они тоже строятся иначе. В академической музыке, в том числе вокальной, обычно выделяется сольная партия и второстепенные, согласуются они по определенным правилам и задумке автора — это европейская система гармонии, она родом из Италии XVII века. В традиционной песне — во всяком случае нашей, терской — каждый голос самостоятелен. Если его вычленить, он прозвучит как цельное законченное произведение. А сплетение голосов в общую ткань определяется не правилами — но тонким чутьем исполнителей. Отсюда и местами как бы диковинное звучание, особый колорит. Наши предки ведь не знали музыкальных теорий, — объясняет руководитель “Братины”. — Представления о том, как “правильно” и “красиво”, в каждой местности складывались свои. Люди просто жили в некой звуковой среде, с детства прислушивались к мелодиям и ритмам, которые их окружали, и перенимали это”.
Не терять связи с землей
По такому же принципу — погружения в звуковую среду — стараются изучать традицию в “Братине”. Исполнители долго и постепенно осваивают строй, интонации, диалект, каждую песню пытаются не просто петь, а “проживать”. Помогает постоянная сверка с записями из фольклорных экспедиций и общение с людьми в самих экспедиционных поездках.
Песня “Проснулася станица” в исполнении ансамбля традиционной казачьей песни “Братина”
Впервые ансамбль оказался на Кавказе в мае 1996 года — в станице Галюгай, на самой границе Ставрополья и Чечни, где тогда проходила линия фронта новой кавказской войны. Местные жители рыли окопы, а по берегу Терека стояла артиллерия — на другом были боевики. Два года спустя “Братина” посетила еще несколько ставропольских станиц, в том числе Старопавловскую, где записала “Шамиля” (“Ойся, ты ойся”) — песню-танец, которая стала их визитной карточкой.
Потом были Северная Осетия, Дагестан, Кабардино-Балкария; в 2007 году братинцы побывали наконец и в Чечне. Последние пять лет они стараются совершать по две-три поездки за сезон, а из последнего путешествия вернулись всего месяц назад.
“Первая цель любой экспедиции, конечно, собирательская. Носителей традиции остается все меньше и работать приходится в режиме “успеть собрать крупицы”. Тем не менее даже в этих крупицах нам удается откопать что-то ранее неизвестное: варианты текстов, мелодий, — отмечает Юрий Тарарико. — Вторая цель — проверка собственного исполнения на аутентичность. Обратная связь от людей с земли — самый надежный индикатор, который позволяет выявлять и устранять неточности, вольные трактовки материала”.
Есть и третье направление работы: о нем в “Братине” говорят с сожалением, но признают, что именно оно теперь выходит на первый план — это возвращение песен в места их бытования. Парадокс эпохи: люди “на земле” оказываются от родной культуры иной раз дальше, чем “Братина” в далеком Петербурге.
“Обиднее всего наблюдать, как люди недооценивают то, что имеют, — делится переживаниями Алексей Аверьянов. — В 2017 году, например, мы были в станице Архонской, Северная Осетия. Познакомились с четырьмя бабушками, которые пели при церкви и просто для себя, как в старые добрые времена. Материал от них записали потрясающий! Потом пришли в местный ДК — а там уже сценический хор, 12 женщин. Ну, думаем, здорово! Послушали… Сказать, что мы были в шоке, — ничего не сказать. Поют всего на два голоса — при таком количестве человек! И сплошь — чужие песни… С гордостью презентуют: вот эту им подарили сибиряки, эту подарили уральцы. Спрашиваем: а где ваши-то, архонские песни? Вот же бабушки у вас такой кладезь… Они засмущались: ну это как-то “по-простому”. Представляете! А потом их бабушки начали уходить — теперь, четыре года спустя, в живых нет уже ни одной…”
Проснулася станица
Бывает, впрочем, и по-другому. В 2018 году ансамбль заехал в Старогладовскую — гребенскую станицу, с которой, как считается, писал в “Казаках” Новомлинскую Лев Толстой. Здесь он жил и сам 170 лет назад. В программе “Братина” везла песни гребенцов Миронова и Морозова из Червленной — те самые, с которых когда-то начинался ансамбль. Слушатели приняли гостей очень тепло, но после концерта их товарищ и гид из Кизляра, уроженец Старогладовской Петр Лиховидов, поддел питерцев: мол, если приехали в Старогладовскую, то и песни надо бы старогладовские играть, а не червленские.
“Мы тогда аж опешили, — вспоминает Юрий Тарарико. — Старались ведь, подарок везли, а тут нас как холодной водой окатили. Я в ответ возьми да брось: Петр, вот если вы сами дадите нам эти песни, я обещаю — мы их сделаем и соберем альбом. А он посмотрел и говорит: добро, договорились!”
Сначала они и не думали, что из этой затеи что-то выйдет. Архивных записей мало, в самой станице из казаков осталась одна-единственная бабушка. Но не тут-то было: оказалось, бывшие старогладовцы, разъехавшись по белу свету, сохраняют связи друг с другом. И у одного из них, Сергея Морозкина, который живет в Нижнем Новгороде, сохранилась уникальная аудиокассета с записью его свадьбы, где гуляла вся станица — и пела те самые песни. Слушая их, Морозкин вспоминал о доме, когда служил в Афганистане.
“И Сергей Семеныч прислал нам эту кассету! Материал в итоге занял больше половины альбома — восемь номеров из 15, — рассказывает Тарарико. — Но при расшифровке возникла серьезная проблема. Кассета изношенная, да и сама запись не студийная: скрипы, чихи, разговоры… Многие фрагменты нам просто не удавалось разобрать, какие-то, видимо, не попали на пленку. Стали обращаться за помощью к нашим старогладовцам — Морозкину, Лиховидову. И началось!”
Проект, говорят в ансамбле, буквально всколыхнул всю старогладовскую общину. Люди с Кубани, Волги, Урала, с Дальнего Востока начали писать, звонить друг другу, делиться историями. Кто-то находил бабушкину тетрадку с текстами, кто-то сам вспоминал забытые слова и мотивы. Они ревностно следили за тем, как готовится их альбом: слушали исходники, где-то поправляли исполнителей, где-то, наоборот, говорили: оно! — так играли эти песни их деды. А старогладовская казачка из Славянска-на-Кубани Валентина Кирилловна Морозкина (жена родного брата Сергея Морозкина) своими руками настучала и записала для четырех скоморошин (гребенцы называли так плясовые песни) ритм лезгинки — прямо на табуретке, самодельными палочками из ветки яблони!
Альбом получил название “Проснулася станица”. С этой строчки начинается одна из его песен — и именно эти слова поразительно точно передали то, что произошло с самими старогладовцами. В 2021 году на Радоницу многие из них по традиции приехали на родину поклониться могилам предков, а “Братина” привезла станичникам долгожданный диск. Он произвел в их сообществе эффект разорвавшейся бомбы, и волна народной памяти покатилась дальше: теперь ансамбль набрал материал на второй и третий сборники местных песен.
“И очень возможно, будет четвертый! — восклицает Тарарико. — Мы счастливый коллектив: люди приняли нас. Мы старались быть с ними максимально честными, пропускали материал через себя. И они увидели это — за что мы им бесконечно благодарны”.
Быть казаком — это…
Среди участников “Братины” немало потомственных казаков. И было бы странным, говорят они, ожидать обратного: “фактор крови” служит сильнейшей мотивацией к изучению традиционной культуры.
Пращуры Юрия Тарарико служили в Стародубском полку Малороссийского войска. У Дмитрия с говорящей фамилией Терский предки родом из Ассиновской и Московской станиц (сегодня это Чечня и Ставропольский край соответственно). Корни Михаила Осадченко — там же, на Тереке, в станице Сунженской. Михаил пришел в ансамбль совсем недавно, а вот его прапрадед и тезка Михаил Колотилин больше 30 лет прослужил регентом хора конвоя царского наместника на Кавказе и был одним из первых собирателей терского и гребенского фольклора — издавал сборники песен. Получается, что теперь, спустя век, праправнук продолжает его дело.
“Колотилина помнят еще и потому, что в годы Первой мировой войны он написал песню “Ты Кубань, ты наша Родина!” — рассказывает Михаил. — Автором текста был священник Константин Образцов, с которым прапрадед жил на одной улице — Ермоловской — в Тифлисе, а в войну они оказались на одном Кавказском фронте. Песня стала тогда главным фронтовым хитом кубанцев, а сегодня это — гимн Краснодарского края”, — отмечает Осадченко.
У Алексея Аверьянова в роду оренбургские казаки из поселка Бреды и донские с Луганщины, у Андрея Белецкого — кубанские из Пашковской станицы (сегодня — часть Краснодара). Отец Ильи Колодяжного родом с Черкасчины, а предки Руслана Красавцева в XVII веке оказались в числе казаков-однодворцев под псковским Себежем, где несли пограничную службу.
Казаками “по духу” считают себя и другие участники “Братины” — те, у кого генетической связи с вольным воинством нет (или, во всяком случае, она не прослеживается достоверно). Предки Константина Захарова жили в Белоруссии и на Псковщине, северные корни у Владимира Матросова и Кирилла Воробьева — их в “Братину” привел интерес к фольклору и старине. Дед Даниила Коновалова тоже мог не принадлежать к казачьему роду-племени — но уже в советское время он служил на Кавказе и даже играл в футбол за грозненский “Терек”. А в жилах Дмитрия Косухина течет кровь украинцев и астраханских татар — как знать, может, среди них были и казаки…
На ключевой вопрос — а зачем же им все это нужно — в ансамбле не дают однозначного ответа. Но говорят, что дело их “не денежное”. Концерты у “Братины” бывают редко и, как правило, бесплатные; альбомы участники из-за маленького тиража распространяют среди “своих”, все выложены в Сети. На плечах у каждого — груз повседневных забот: семьи, работа, учеба. При этом два, а порой и три, и четыре вечера в неделю они готовы отдавать себя этому… Увлечению? Бегству от реальности? Духовной практике?..
Все эти определения сами братинцы признают в той или иной степени уместными. Но Юрий Тарарико уже перед самым нашим уходом вспоминает еще одно слово — “служение”.
“Быть казаком в XXI веке — это прежде всего осознавать ответственность перед своим родом, — говорит он. — Сохраняя память о наших предках через их песни, мы сохраняем их веру и принципы. Они — все, кто пел до нас эти песни, — каждый раз поют вместе с нами. И этим спасаются наши души. Когда человек мыслит себя частью рода, ему гораздо сложнее оступиться. Надо оказаться достойным того, чтобы и память о тебе сохранили твои потомки. Поэтому здесь, в ансамбле, мы служим — своему роду и Отечеству”.
